Майкл Бейджент - Священная загадка [=Святая Кровь и Святой Грааль]

В следующем после собора в Никее году Константин решает уничтожить и конфисковать все произведения, языческие либо «еретические», опасные для новой религии, затем он назначил Церкви и твердый доход и поселил епископа Римского в Латранском дворце[123]. Наконец, в 331 году организуя и финансируя изготовление новых экземпляров Библии, он оказывал этим христианской религии неоценимую услугу, единственную за всю его историю.

Действительно, в 303 году, за четверть века до вышеописанных событий, языческий император Диоклетиан приказал уничтожить как можно больше христианских сочинений. Доверив своим редакторам исправить это зло, Константин предоставлял стражам догмы удобный случай пересмотреть и исправить тексты, согласно их убеждениям или требованиям текущего момента, чем они благополучно воспользовались. На самом деле, очень возможно, что в это время и были произведены самые значительные изменения в Новом Завете; в это же время были уточнены и окончательно установились определения, касающиеся Иисуса, к которым в дальнейшем уже невозможно будет вернуться.

Нельзя недооценивать бесспорно важную роль Константина. Из пяти тысяч экземпляров еще существующих первых версий Нового Завета ни одна не датируется эпохой до IV века[124]. Такой, каким мы знаем его сегодня, Новый Завет, таким образом, по большей части появился в течение этого века или же позже. Следовательно, его можно считать произведением стражей ортодоксии, «адептов миссии», преисполненных прежде всего сознанием высшего долга — охраны интересов.

Такая работа цензуры, практиковавшаяся в IV веке на древних христианских документах, исключала определенное количество текстов, не менее древних, не менее способных пролить свой собственный свет на историю и значение «миссии», не менее подлинные, наконец, чем официальные евангельские рассказы. Однако, их обозначили термином «апокрифы».

Среди них фигурирует Евангелие от Петра, один экземпляр которого, найденный в долине Верхнего Нила в 1886 году, уже упоминалось епископом Антиохии в 180 году. Согласно ему, Иосиф из Аримафеи был близким другом Понтия Пилата. И этот момент, если он точен, придает некоторое правдоподобие гипотезе об инсценированном распятии. Опять же согласно Петру, могила, в которой был погребен Иисус, находилась в месте называемом «садом Иосифа», и настоящие последние слова Иисуса на кресте были: «Власть моя, власть моя, отчего ты покинула меня?».

Другой «апокрифический» текст, не лишенный интереса, это Евангелие о детстве Иисуса Христа, которое датируется самое позднее II веком и, быть может, даже более ранней эпохой. Иисус описывается там как блестяще одаренный, но в высшей степени человечный ребенок, даже слишком. Вспыльчивый и недисциплинированный, он был подвержен гневу и необдуманному использованию своей силы, ибо, утверждает Евангелие, иногда он мог сваливать на землю одной лишь силой взгляда любого, кто осмеливался ему сопротивляться!

Это последнее уточнение, конечно, можно считать явным преувеличением, но, во всяком случае, оно хорошо демонстрирует ореол сверхъестественности который окружал его с самого детства.

Евангелия, описывающие детство Иисуса, рассказывают один любопытный эпизод. Во время обряда обрезания неизвестная старушка взяла крайнюю плоть ребенка, чтобы хранить ее в алебастровой шкатулке для нарда, и «это была та самая шкатулка, которую позже достала Мария-Грешница и использовала для того, чтобы пролить благовония на голову и ноги Господа ее Иисуса Христа».

Безусловно, здесь помазание, как, впрочем, и в официальных Евангелиях, превосходит свои собственные размеры и начинает все больше походить на некий ритуал. Но именно этот случай не является случайным событием; помазание, предусмотренное и подготовленное задолго до этого, предполагает наличие предварительного соглашения между Магдалеянкой и семьей Иисуса, соглашения, имевшего место задолго до того, как он в тридцатилетнем возрасте начал свою официальную деятельность. Даже если этот странный жест старушки был нормальным, родители Иисуса, конечно, не отдали бы его крайнюю плоть неизвестно кому, и сам факт того, что ее осмелились попросить, доказывает, что либо старая женщина была в близких отношениях с ними, либо она была важной особой в этих краях. К тому же, тот факт, что Магдалеянка смогла позже иметь в своем владении эту странную реликвию или, по крайней мере, шкатулку, доказывает, что она также имела тесные связи со старушкой. И здесь события, кажется, разворачиваются на двух уровнях: один — оставшийся в тени и необъясненный, и который должен быть истолкован единственно в свете другого.

Некоторые отрывки апокрифических книг, а именно: те, что касаются определенных событий его юности, были явно неудобны для христиан той эпохи, какими, впрочем, они были и для современных христиан. Но, составленные также «адептами миссии» в контексте обожествления Иисуса, в конце концов, не содержат ничего действительно-компрометирующего эту миссию. Значит, нам надо было искать уточнения политической деятельности или династических амбиций Иисуса в другом месте.

Во времена Иисуса Святую Землю поделили между собой большое число различных еврейских групп, сект и группировок, религиозных и других. Евангелия же, со своей стороны, упоминают только о двух: о фарисеях и о саддукеях; первые, как мы видели, были врагами римской оккупации, вторые же, напротив, очень хорошо приспособились к присутствию римлян. Иисус же, не будучи в действительности фарисеем, был, бесспорно, отмечен их традицией[125].

Эта сдержанность евангелистов, по-видимому, может объяснить вполне понятная их забота об осторожности. Зато их абсолютное молчание по поводу зелотов, воинствующих и революционных националистов, плохо объяснимо, и даже римский читатель мог бы удивиться, не увидев в евангельских текстах и тени его злейших врагов. Существовала ли в этих условиях правдоподобная причина такого умолчания? Кажется, профессор Брэндон нашел ответ: Иисус, возможно, был тесно связан с зелотами, и Евангелия, чтобы избежать опасности скомпрометировать его, предпочли обойти этот сюжет и умолчать о нем окончательно.

Иисус, конечно, был распят как зелот, окруженный другими «lestai» — термин, которым зелотов обозначали римляне. Впрочем, некоторые отрывки из Евангелий со своей стороны показывают его горячность и милитаристскую агрессивность, достойные зелотов. Не объявляет ли Иисус, что он принес не мир, но меч? Не приказывает ли он каждому обзавестись своим собственным мечом (Лука, XXII, 36)? И далее: после празднования Пасхи не считает ли он сам мечи в руках своих учеников (Лука, XXII, 38)? Наконец, до самого его ареста Симон Петр в четвертом Евангелии тоже вооружен, и такой его образ, надо признать, плохо соотносится с образом мирного спасителя, которого мы знаем, который принципиально не мог допустить, чтобы один из его любимых учеников рядом с ним потрясал мечом.

Но был ли Иисус зелотом? Вероятно, нет, но, без сомнения, он имел тесные связи с этим революционным движением. Варрава описан как lestai, Иаков, Иоанн и Симон Петр, по всей видимости, тоже пользовались симпатией среди зелотов и, быть может, сами являлись ими, судя по именам, под которыми они выведены в Евангелиях; Иуда Искариот, — впрочем, это известно, — есть искаженное «Иуда Сикарий», то есть «зелот»; в особенности этим термином обозначали элиту профессиональных убийц; наконец, ученик, известный под именем Симон в греческом переводе текста от Марка назван «Kananaios» — эквивалент арамейского слова, означающего также «зелот». (Иногда встречается ошибочное выражение «Симон Ханаанеян», но Лука не оставляет никаких сомнений на этот счет и говорит о Симоне Зелоте).

Итак, зелоты в Евангелиях отсутствуют. Но не они одни: отсутствуют также и ессеи. Так как они составляли секту такую же важную, как фарисеи и саддукеи, то немыслимо, чтобы Иисус мог о них не знать; считается, что Иоанн Креститель сам был ессеем. Итак, мы вынуждены констатировать, что исключение их из Евангелий обусловлено теми же причинами, что и исключение зелотов: Иисус находился в тесном контакте с ними, все это знали, и в этих условиях было для евангелистов предпочтительнее хранить молчание и нигде о них не упоминать.

Известно, что с самого их возникновения около 150 года до нашей эры ессеи основали множество общин в Палестине и за ее пределами. Их чтение Ветхого Завета сопровождалось толкованием текстов больше аллегорически, чем буквально, и они имели тенденцию отбрасывать условный иудаизм в пользу некоей формы гностического дуализма, смешанного с идеями пифагорейцев и культом солнца. Очень искушенные в терапевтических науках, они были известны своими знахарскими талантами, аскетизмом, а также длинными белыми одеждами, которые они никогда не снимали.